Когда немного утихла шумиха вокруг Нобелевской премии 2010 года, сразу после своего дня рождения Андрей Гейм дал эксклюзивное интервью для газеты «За науку». Нобелевский лауреат вспомнил, как он учился на Физтехе, и высказал свое пожелание студентам.
Это интервью опубликовано в спецвыпуске газеты «За науку» 25 октября 2010 года. Татьяна Соколова побеседовала с ученым после того, как Андрей Гейм и Константин Новоселов получили Нобелевскую премию по физике.
— Подскажите, как правильно к вам обращаться: Андре или Андрей?
Андрей — по-английски мое написание читается так же, как и по-русски.
— Андрей, мы вас поздравляем с премией и, конечно, с днем рождения! Желаем здоровья, здоровья и еще раз здоровья!
Спасибо.
— Андрей, какие события и впечатления у вас остались в памяти от учебы на Физтехе? Что было каким-то ярким впечатлением, которое вы с удовольствием вспоминаете?
Одно из важных воспоминаний — как я вообще на Физтех поступил. Это впечатляющая история, как мальчик из города Нальчика поехал поступать в Москву. Нальчик — это провинциальный город. У меня была золотая медаль, однако Физтех мне казался чем-то недосягаемым. Поэтому я поехал в МИФИ. Там решал в общаге всем задачи, а пришел на экзамены — получил две «тройки». Я, конечно, удивился, почему я получил такие низкие оценки, но задачи были удивительно трудные, мне часть не удалось решить, и я без задней мысли уехал. Меня родители уговорили не идти в другой институт, и весь год я решал задачки из сборника для поступающих в МИФИ. Решил тысячу задач, кроме одной, над которой я голову ломал, но не знал, как решать.
Приехал, написал письменный экзамен, все задачи решил, даже ответы обвел красной ручкой. Прихожу на устный, а мне говорят: «У тебя тройка». Я, конечно, не понимаю, почему, говорю, что я за полчаса все решил, там все правильно. Мне дают устные задачи, жутко тяжелые, но я их решаю. Дают мне ту сложную задачу, которую я не мог год решить, и я и ее решаю к собственному удивлению. И мне говорят, что тройку тебе поставим. А почему тройку — не говорят. Я вышел из аудитории и иду к листу посмотреть, кто в аудитории сдает, смотрю, там фамилии у них типа Сахарович и Цукерман. Я сидел еще два часа возле аудитории и не слышал, чтобы поставили выше двойки. Тут для меня стало очевидно, что здесь специально «валят» абитуриентов, кстати, мне это подтвердили лет через пять.
И я сильно обозлился, взял документы и поехал на Физтех. Преподаватели здесь были хорошими и добродушными, а задачки — легкими. К моему большому удивлению, меня никто не валил, кроме меня самого. У меня было 17 баллов, а проходной балл был 15 или 16. Я сделал на обеих устных экзаменах одну и ту же ошибку — так все легко было и замечательно, что я, получив последнюю задачу, говорил: «Можно я пойду?» Отказывался решать — видимо, это было связано со стрессом. После этого у меня уважение к Физтеху большое, потому что здесь к моей немецкой национальности отнеслись без предвзятости.
— Какие у вас впечатления о годах учебы в МФТИ?
Первые два с половиной года было много учебы. «Вкачали» такое количество знаний, что даже использование 1% от этих знаний помогает. Когда открываешь любую книгу, это не пугает, помнишь, что что-то подобное проходил. Еще помню, как интенсивно готовились по пять дней к экзаменам, читали книги. На лекции я ходить не любил, учился по учебникам, хорошие учебники были — помню, к примеру, отличный «Матанализ» Л. Д. Кудрявцева. Помню, что, приходя с экзамена, мы вдруг начинали решать задачки, всем становилось вдруг интересно, как физика или математика работает. До экзамена знания в голове все были, но еще не «уложились». А потом, чтобы забыть о сданном экзамене и начать готовится к следующему, надо было выпить, скажем, бутылку водки. Это снимало стресс.
Мы, конечно, любили выпивать первые два года, но потом разумнее стали. А недавно мне поставили диагноз, что я от спиртного не пьянею. Мне делали перед операцией наркоз, три дозы дали, а я разговариваю. И медики сказали, что я из 2% людей, которые не пьянеют. И действительно, в моей жизни был лишь один случай, когда я «отрубился» после выпивки.
— Говорят, что вы были бригадиром грузчиков на «картошке», а это была более чем почетная работа.
Да, я был главным грузчиком все три года, пока мы ездили на «картошку». У нас была сплоченная бригада грузчиков, и это была высокооплачиваемая работа. Но я, конечно, не был примерным мальчиком, хотя все время получал повышенную премию. Замдекана Каменец меня три раза лишил повышенной стипендии — один раз, к примеру, за то, что мы установили самодельные электрические нагреватели между окнами. Мы, помнится, шутили: «Под лежащий Каменец вода не течет».
— Вспомните кого-то из преподавателей?
Многие преподаватели были замечательные. Кстати, посмотрел тут свою зачетку, которую вывесили на сайте Физтеха, и сделал открытие. Оказывается, на первом курсе экзамен по физике у меня принимал Эммануил Рашба. А он очень уважаемый профессор Гарварда и британского университета Лафборо и один из первых меня поздравил. Но, конечно, на первом курсе я понятия не имел, кто он такой, а сейчас в некотором смысле все стало на свои места. Когда люди такого калибра учат студентов, это остается на всю жизнь.
— Как вы считаете, физтеховское братство существует?
На втором курсе я понял, что такое физтеховское братство. Мы были в ресторане «Долгие пруды» после экзамена, и один парень из наших подрался с кем-то из местных. Мы встряли, в какой-то момент смогли остановить драку, потому что у меня оказался знакомый, с которыми я лежал вместе в больнице. Но слух, что «наших бьют», уже докатился до Физтеха. Мы уже шли по Первомайской — и слышим топот, видим несколько сотен физтехов, которые бегут своих выручать. И я вижу там одного мальчика, который был, что называется, маменькин сынок, и он тоже бежит с прутом — своих отбивать. Тогда я понял, что братство существует.
— Какие исследования в физике достойны следующих Нобелевских премий?
Я могу аккуратно предсказывать прошлое, а не будущее. Я откровенно думал, что вот получу Нобелевский приз — ну будет еще один приз. Но я недооценивал — каждая премия стоит не столько, сколько ты считаешь, а сколько считают другие люди.
Нам Нобелевскую премию дали за то, что мы показали, что графен существует и он — необычный и неожиданный материал.
Надеюсь, Нобелевскую премию никогда не дадут за айпод и айфон, а всегда будут давать премию за интеллектуальный челлендж. Считаю, что уже давно пора дать премию за фазу Берри, она очень важна в физике. Вместе с Майклом Берри мы получили Шнобелевскую премию, и я считал, что он первый должен получить Нобелевскую премию, но он 25 лет ждет — и пока еще нет. Посмотрим, конечно.
— Чего бы вы хотели пожелать студентам-физтехам?
Я очень высоко ценю образование, которое дает Физтех. Но студенты должны знать, что после того, как они покинут Физтех, заряженные знаниями на всю будущую жизнь, они окажутся в стране чудес, где, чтобы оставаться на месте, надо бежать. Конечно, задел физтеховский помогает бежать всю оставшуюся жизнь, но стоит помнить, что есть опасность, которая присуща больше российской научной системе. Здесь ученые «глубоко» роют, и прежде, чем сделать шаг, изучают все работы в этой области. Мало внимания уделяется тому, чтобы развивать новые направления. Я знаю случаи, когда, прежде чем люди делали шаг, они год изучали все в своей области, потом говорили, что там все понятно, и ничего дальше не делали. Но пока не начнешь делать что-то своими руками, ничего не будет. Пусть изначально это будет «блин комом», но это будет свой блин. Его надо испечь, а не гордиться красивыми пирогами, которые другие пекут. Не нужно ставить себе моральные преграды, надо прыгать в воду и плыть, а не изучать плавание по зарубежным публикациям. Не нырнув в воду, не научишься плавать.
