Кража лошадей была серьезной проблемой для крестьянских хозяйств в Российской империи. Особенности этого явления, включающие жестокие уголовные наказания, крестьянский самосуд и межэтнические конфликты, выявили в ходе исследования юридических источников историки из МФТИ и РЭУ им Г.В. Плеханова. Научная статья опубликована в журнале «Былые годы» (Q 1, H 19).
Конокрадство считалось серьезным преступлением в дореволюционной России. В недавней статье «Обычай конокрадства у татар-мишарей Мордовии в XVIII–XIX вв.: историко-правовые аспекты» историки Оксана Егорова из МФТИ и Любовь Щанкина из РЭУ им Г.В. Плеханова исследовали аспекты этой проблемы в южных губерниях Российской империи — Саратовской, Самарской, Пензенской, Тамбовской и Симбирской, так именно в этих регионах проблема конокрадства до сих пор наименее изучена в российской историографии.
Для анализа проблемы авторы прибегли к широкому кругу исторических источников, преимущественно юридических. Среди них — «Полное собрание законов Российской империи», «Материалы для истории крепостного права в России: извлечения из секретных отчетов Министерства внутренних дел за 1836–1856 гг.»; «Сборник циркуляров и инструкций Министерства внутренних дел за 1878 г.»; сборники статистических материалов и сообщения в прессе.
«В современной правовой системе происходит активное развитие законодательной деятельности. Она формируется на основе предшествующего правового опыта. В связи с этим изучение обычного права как древнейшей формы регуляции отношений внутри общины помогает понять истоки правовых систем», — говорит Оксана Егорова, профессор Учебно-научного центра гуманитарных и социальных наук МФТИ.
Особое внимание авторы обращают на нормы решения проблемы конокрадства в крестьянской среде в рамках обычного права.
Авторы пришли к выводам, что конокрадство имело комплексную природу. Оно считалось тяжким уголовным преступлением, и наказание за него, как пишут авторы, ужесточалось с момента образования государства и вплоть до XIX века.
«Уложение о наказаниях уголовных и исправительных 1845 года предусматривало за названные действия ссылку в Томскую или Тобольскую губернии. В отношении виновных могли быть применены телесные наказания в виде розог; также их могли направить в исправительные арестантские роты гражданского ведомства на срок от 1 года до 4 лет», — рассказала Любовь Щанкина, профессор кафедры гражданско-правовых дисциплин РЭУ им Г.В. Плеханова.
Однако, для осуществления правосудия необходимо было поймать вора, что было крайне сложно, так как конокрады действовали быстро. «Украденная лошадь через несколько часов, иногда прежде чем хозяин заметит пропажу, передана вором в другие руки за 20, 30… верст за 200 и более, где легко сбывается на ярмарках и базарах», — цитируют авторы полицейские отчеты 1836–1856 годов.
Кроме того, полицейских в сельской местности не хватало, расследовать дела о хищении лошадей было некому, так что крестьяне зачастую сами ловили похитителей и устраивали над ними жестокие расправы.
«В частности, таким преступникам в прямую кишку могли засунуть заострённую палку или ружейный шомпол, после чего спустя время он неминуемо умирал; скрутить в кольцо, сломав позвоночник; связать руки за спиной, надев уздечку, утопить в реке и т. д.», — говорит Любовь Щанкина.
Такая жестокость объяснялась тем, что конь был буквально кормильцем семьи и единственным транспортным средством. Лишиться коня зачастую означало для крестьянской семьи разорение или даже смерть.
Иногда, как отмечал дореволюционный правовед Августа Левенстим, «…на скамье подсудимых перед присяжными оказывались целые деревни, от 20 до 30 мужиков и баб, даже доходило до 1440 душ и чаще всего подобные дела заканчивались поголовным оправданием подсудимых. Иной раз, дабы не всей деревней оказаться на каторге в Сибири, полностью вину за убийство конокрада брал на себя один житель села».
«В крестьянском хозяйстве лошадь занимала особое место среди домашних животных. Количество лошадей в хозяйстве напрямую определяло благосостояние семьи. Отсутствие лошади свидетельствовало о бедности. Помимо выполнения обычных хозяйственных задач, она часто становилась единственным средством транспорта в критических ситуациях. Это особенно проявлялось во времена развития земской медицины, когда из-за малочисленности врачей и их территориальной удаленности крестьянам приходилось самостоятельно перевозить больных к месту оказания медицинской помощи», — поясняет Оксана Егорова.
Несмотря на суровое наказание, лошадей похищали достаточно часто. Точное количество краж подсчитать невозможно из-за недостатка источников, но авторы приводят такую цифру: за три года, в 1864–1866 годах, в 21 губернии России было украдено 13 856 лошадей. Продажа краденых лошадей была очень прибыльным делом. Как одни крестьяне боялись потерять своего главного кормильца, так другие, в другом регионе, были рады приобрести его у скупщиков за меньшую цену. Так что недостатка в конокрадах никогда не было.
Воры действовали быстро и очень эффективно. Банды конокрадов состояли из членов со строго определенными функциями: одни угоняли лошадей, другие забирали их в другом регионе, третьи скупали и продавали. При этом найти и засудить скупщика краденых коней было еще сложнее, чем непосредственного вора.
Чтобы хоть как то решить проблему, государство в 1878 году даже ввело институт полицейских урядников, которые должны были заниматься исключительно расследованием похищения лошадей. Эффективность этого института авторами пока не изучена, но ситуация осложнялась тем, что крестьяне не доверяли полиции, а если и готовы были сообщить властям о пропаже, то уже боялись мести со стороны самих конокрадов. Те нередко угрожали поджогом за доносительство.
Иногда конокрады целыми бандами шантажировали деревни или переходили от кражи коней к рэкету: предлагали защищать крестьянские табуны от других конокрадов за плату. В то же время некоторые помещики просто нанимали пастухами для своих стад бывших конокрадов и те были весьма эффективны в этой роли, так как знали все приемы и методы своих подельников. Если коня крал другой вор, то через воровскую сеть контактов такой пастух мог легко вернуть пропажу.
Отдельно авторы статьи выделяют этнический аспект проблемы конокрадства, так как в южных регионах похитителями коней часто были татары. «Татары Саратовской и Самарской губерний…, как правило, у себя не воровали, мало того, они давали клятву не обижать своё общество. Зато соседние деревни, населённые русскими, страдали от них очень сильно, поэтому отношения между поселениями были обострённые», — цитируют авторы Августа Левенстима.
Татарами же часто были и скупщики краденых коней. При этом они нередко уходили от наказания, так как, будучи пойманными, принимали православие. В Российской империи существовал закон, поощряющий переход так называемых иноверцев в православную веру. За это новокрещеных освобождали от податей и рекрутской повинности, а также от наказаний за многие преступления.
«В частности, в Указе от 28 сентября 1743 года читаем: «…которые инородцы содержатся в губерниях и провинциях, и городовых воеводских канцеляриях под караулом по маловажным делам, а именно: обличенные в первом и другом малом воровстве, в ссорах и драках и тому подобных винах (кроме виновных по первым двум важным пунктам, в неоднократных разбоях и смертных убийствах) и требуют святого крещения, такие вины отпущать и из-под караула чинить их (виновных) свободными», — цитирует указ Любовь Щанкина.
Вследствии этого проблема конокрадства в южных губерниях империи приобретала и характер межэтнической розни.
Общие масштабы конокрадства по России оценить трудно, но авторы подчеркивают, что оно являлось безусловной проблемой и пагубно сказывалось на благосостоянии многих крестьянских семей.
